Бог войны - Страница 13


К оглавлению

13

– Хорошая мысль – не убирать дерево, а? – прошептал теперь Квинт. – Прекрасное место для засады.

– Верно, будь я проклят, – ответил напарник, усмехнувшись.

Юноша ничего не сказал о своей тревоге, которая сжимала кишки. А что, если сиракузцы заметили их? Коракс, шагавший туда-сюда у них за спиной, вытянул Урция по икрам своей виноградной розгой, и гастаты замолкли. Два товарища и остальные восемьдесят солдат из центурии Коракса укрылись в густом низкорослом кустарнике у «прохода» сквозь ветви упавшего дерева. Чтобы укрыться, пришлось вырубить можжевельник с нескольких участков и сложить в высокие кучи. Примерно через каждые пятнадцать шагов в грубо построенном «валу», накрытом пучками ветвей, были «ворота». К каждым «воротам» был прикреплен гастат, его задачей было по команде Коракса убрать ветви. Половина гастатов расположилась позади укрытия, а половина перед ним. Квинт и Урций вместе с Кораксом были в последней группе, а Аммиан, заместитель центуриона, возглавлял первую. Витрувий, младший центурион манипулы, залег на другой стороне дороги с восьмьюдесятью солдатами, его силы были разделены схожим образом. Их укрытие могло не привлечь внимания праздного взгляда, но тактика Коракса была рискованной. Если сиракузцы сохраняют бдительность, римляне будут обнаружены, прежде чем ловушка сработает. Центурион сказал, что в таком случае следует отступить к лагерю. По крайней мере, конница противника не сможет преследовать их дотуда. Но Квинту не очень нравилась и мысль о том, что их будут преследовать превосходящие силы пехоты. «Они нас не заметят, – повторял он себе. – Марс прикрыл нас своим щитом».

Через аккуратно прорубленные щели в кустах бойцы посматривали на дорогу с расстояния примерно в двести шагов. По-прежнему не было никаких признаков войск противника. Последний взгляд на них с дозорной позиции подтвердил, что враги идут и потому должны вот-вот появиться. У Квинта пересохло во рту. Он вытер вспотевшие ладони о тунику, не заботясь, что кто-то заметит это. В ощущении страха не было позора. Любой, если он не дурак, боится, однажды сказал отец, – и был прав. Истинное мужество в том, чтобы устоять и сражаться, невзирая на страх. «Великий Марс, – молился Квинт, – направь мой меч во вражескую плоть и укрепи мой щит. Пронеси меня через это. Помоги моим товарищам таким же образом, и после я воздам тебе почести, как делаю всегда».

Тычок локтем в ребра – и его внимание снова переключилось на действительность.

– Вот они, – прошипел Урций, который укрылся рядом.

Квинт снова взглянул на дорогу. Показалась колонна всадников, возможно, по пять в ряд. На бронзовых панцирях и беотийских шлемах сверкало солнце. Кони имели сбрую в старомодном греческом стиле, с нагрудниками и намордниками – так что это были определенно сиракузцы. Они казались беззаботными, что внушало надежду. Один насвистывал, двое других о чем-то добродушно спорили, подталкивая друг друга и забыв об окружающем. Не волнуйся, думал Квинт. Если все пойдет по плану, нам не придется столкнуться с конницей. Ею займется Аммиан со своим отрядом.

– Видите их, ребята? – прошептал Коракс, нагнувшись над друзьями. – Помните: ни звука. Атакуем по моему сигналу – когда всадники проедут. Сначала дротики, потом рукопашная. Убивайте как можно больше, но не всех. Мне нужны пленники. Марцеллу необходимо знать, что делается в Сиракузах.

– Есть, центурион, – прошептали они, но тот уже ушел, повторяя те же слова остальным гастатам.

Сиракузцы приближались. Напряжение среди римлян стало почти осязаемым. Они переминались с ноги на ногу, сжимая древки дротиков, так что побелели костяшки рук. Губы произносили беззвучные молитвы, глаза обратились к небу. Солдат рядом с Квинтом зажал рукой нос, чтобы не чихнуть. Это не помогло, и он спрятал лицо в сгиб локтя, чтобы приглушить звук. У Коракса на шее вздулись жилы, но он ничего не мог поделать, чтобы остановить его. Вблизи чихание показалось невероятно громким, и Квинт приготовился броситься вперед. Засада будет сорвана, но они все равно дадут сиракузцам запомнить эту стычку.

Когда те продолжили движение, его дух воспрянул. Шум пятидесяти коней и всадников заглушил звук чихания.

Теперь врагов отделяло от поваленного дуба не больше ста шагов.

Препятствие полностью показалось в виду, и раздался хор негодующих голосов. Отряд остановился. Там и сям послышались крики – ситуацию докладывали командиру. Затем двое всадников направили коней прямо к поваленному дереву. Люди всегда чувствуют, когда за ними наблюдают. Квинт уставился в землю, сердце колотилось в груди. Но он не мог заставить себя не слышать. Греческий. Конечно, они говорят по-гречески, подумал он. Сиракузы были основаны греками. Как и всякий всадник, Квинт в детстве изучал этот язык. И впервые с детства был рад этому.

– Когда мы проезжали здесь прошлый раз, проклятого дерева не было, – проговорил низкий голос. – Это, наверное, ловушка.

Послышался саркастический смех.

– Ловушка? Кто будет срубать дерево такой толщины, Эвмен? Только сам Геракл может сдвинуть такую громадину. Посмотри на корни – взметнулись к небу. Его повалила буря – наверное, та же, что снесла всю черепицу с городских крыш два месяца назад.

– Может быть, его и повалило, но это прекрасное место для засады, – проворчал Эвмен. – С обеих сторон густой кустарник. Почти вся дорога перегорожена. Нам придется проводить лошадей в поводу и нарушить строй пехоты.

– С тех пор как выехали из Сиракуз, о римских дозорах не было ни слуху ни духу. Они севернее, говорю тебе. Вот, возьми мои поводья. Я загляну за дерево.

13