Бог войны - Страница 17

– Чуть-чуть, командир, – и, чувствуя неловкость, начал сочинять: – Я научился греческому, когда…

– Не нужно ничего объяснять. Я его совсем забыл. Иди сюда и переводи.

– Есть.

С двойным облегчением – оттого, что избежал расспросов и что не придется участвовать в казни пленных, – Квинт отвернулся от всхлипывающих сиракузцев, которые сбились в кучу, когда Урций и остальные приблизились к ним.

Ладно скроенный бородатый командир, на несколько лет старше Квинта, был легко ранен в правую руку, но в остальном невредим. Он заносчиво посмотрел на юношу и по-гречески спросил:

– Все мои люди будут зарезаны?

Коракс понял.

– Да. Каждый убитый – это одним мечом меньше на подступах к Сиракузам.

Квинт посмотрел на грека.

– Ты понял?

Тот скривил губы.

– Не совсем.

Квинт перевел.

– То же ожидает и меня?

Переводчик не ответил, и пленник сказал:

– Твой начальник дерьмово говорит по-гречески.

Квинт взглянул на Коракса, который расхохотался.

– Самоуверенный придурок, этого у него не отнимешь. И он прав. Я уже узнал, что его имя Клит и что он заместитель командира фаланги, половина которой была в дозоре. Командиром являлся один из конников. Он лежит на дороге, потеряв половину головы. Больше я ничего из его слов не понял.

– Что у него спросить, центурион?

– Цель их дозора. Есть ли у них еще войска в данном районе? Начнем с этого.

Квинт посмотрел на Клита.

– Ты говоришь по-нашему?

– Знаю лишь несколько слов. – Он презрительно пожал плечами. – Порядочные сиракузцы не видят нужды в вашем языке. Зачем? – Он ткнул подбородком в сторону захваченных Квинтом и Урцием пленников, многие из которых были уже зарублены. – Вы – грязные дикари.

– Как будто ваши солдаты на такое не способны, – равнодушно ответил Квинт. – Удивительно, что вы не интересуетесь латынью. Гиерон полвека был верным союзником Республики.

Снова презрительный взгляд.

– Проклятый тиран! Ты же знаешь, не все его поддерживали. Многие знатные сиракузцы счастливы видеть власть в руках Гиппократа и Эпикида.

– Понятно. – Квинт быстро перевел его слова Кораксу, после чего снова посмотрел на Клита. – Что вы делали здесь?

– Дышали воздухом. Вокруг Этны он особенно полезен для здоровья.

– Не валяй дурака, – сказал Квинт, выходя из себя. – Мы вытянем из тебя сведения, по-хорошему или по-плохому. Казнь твоих людей – только начало. Поверь, с центурионом шутки плохи.

Клит как будто чуть потерял уверенность, но потом снова вздернул подбородок.

– Зачем мне что-то вам говорить? Все равно вы меня убьете.

– Есть еще сиракузские войска в нашем районе?

Клит злобно уставился на него.

– В чем дело? – спросил Коракс. – Если этот пес скажет что-то стоящее, я могу его отпустить. А если нет – что ж…

Квинту стало неловко от мысли давить на своего центуриона, но не хотелось давать Клиту ложного обещания.

– Этому можно верить, центурион?

– А ты не из робких, парень. – Глаза Коракса пробуравили Квинта, но тот не отвел взгляда.

Казалось, прошло долгое время, прежде чем центурион ответил:

– Если его сведения окажутся полезными, он может быть свободен. Однако скажи этой грязной крысе, что я буду внимательно следить за ним. Если заподозрю хоть малейший обман, малейшую ложь, то перережу ему горло лично.

– Есть. – Квинт повернулся к Клиту. – Расскажи нам, что знаешь. Если сведения окажутся полезными, мой центурион гарантирует, что тебя отпустят.

– Почему я должен вам верить?

– Он дает слово, и я тоже, – сказал юноша.

Возникла пауза. Он видел, что Клит борется с собой, и подтолкнул его:

– Нет никакой славы в том, чтобы умереть лишь потому, что погибли твои солдаты.

– Что вы хотите знать?

– Я был при Каннах, – спокойно ответил Квинт. – Ты наверняка слышал о побоище в тот день. К заходу солнца почти никто из римлян не уцелел. Оставшиеся в живых оставили всякую надежду – кроме моего центуриона. Он вывел нас, и мы пробились в безопасное место. За это нас с позором отправили в Сицилию. Тем не менее лучше быть здесь живым, чем если бы мои побелевшие кости лежали в грязи в Италии.

Клит посмотрел на него с некоторым уважением.

– Хорошо. Мы послали к вам дозор с целью узнать, не двигаются ли римские войска на юг. Гиппократ и Эпикид знают, что Марцелл собирается предпринять наступление на город, и хотят знать, когда.

Квинт перевел Кораксу. Тот ответил на ломаном греческом:

– Звучит разумно. Продолжай.

– Есть еще поблизости ваши войска? – спросил переводчик.

– Поблизости нет.

Это обрадовало Коракса.

– А какова сила сиракузского гарнизона?

Квинт перевел. Пленник нахмурился, а потом неожиданно улыбнулся.

– Какая разница, если вы узнаете? Вам никогда не взять город. В его стенах до тридцати тысяч вооруженных солдат.

– Тридцать тысяч? – переспросил Коракс, который понимал числа. – И сколько из них профессиональных солдат?

Тут же вопрос был задан по-гречески.

– Более двух третей. Когда начнется осада, у них будет время обучить остальных, – с вызовом ответил Клит. – Кроме того, Гиппократ и Эпикид освободили около пяти тысяч рабов, и те пополнят войско. Их вооружили и обучают.

Кораксу понадобилось какое-то время, чтобы переварить это, но он никак не прокомментировал. Такое количество защитников означало стойкое сопротивление любому штурму. Квинт и так не думал, что взять город будет легко, но это была плохая новость.

– А как насчет катапульт и прочих орудий? Сколько их? – спросил Коракс.

– Катапульт? – Клит расслышал это слово. – Точно не знаю, но много. Десятки и десятки, от маленьких до ужасных, способных метать камни размером с алтарь в храме. – Он подмигнул. – У нас нет недостатка в средствах защиты.